Лев Златкин - Убийство в морге [Ликвидатор. Убить Ликвидатора. Изолятор временного содержания. Убийство в морге]
«Однако! — удивленно подумал Кобрик. — Конечно, больным тяжелее бежать, чем здоровым бандитам, но если бы я задумал бежать, то только из больницы».
Наивный Кобрик не знал, что этот этаж был не для заключенных или задержанных. У них-то было все, как надо: и «намордники», и решетки.
Кобрик решил пройтись по коридору. Просто с познавательными целями. Бежать ему было ни к чему. Сегодня не удалось уйти из тюрьмы, значит, это будет завтра. Предчувствие его никогда еще не обманывало.
Медсестры не было видно.
Кобрик осторожно шел по коридору, чувствуя себя где-то в душе беглецом. Или разведчиком в тылу врага.
Из приоткрытой двери одного из кабинетов Кобрик неожиданно услышал голос… Поворова.
Кобрик так удивился, что не смог побороть искушение: чуть больше открыл дверь и заглянул в кабинет.
Кабинет был устроен так, что из тамбура не было видно ничего, но слышно все.
Ясно и четко.
— Не было ничего! — упрямо твердил Поворов.
— Ты мне, петух, не кукарекай! — услышал Кобрик грубый голос того врача, который не так давно изображал перед ним любителя изящной словесности. — Кто тебя трахал? Говори, козел! У тебя вся задница в крови.
— Случайно поскользнулся и упал на край железной койки. Поранился.
— И пошел отдохнуть на парашу? — засмеялся врач. — А на краю железной койки кто-то умудрился приварить иголку? Заливай, заливай. Но запомни, если тебя ночью поставят в очередь, ко мне больше не приходи. А я тебе еще отметку в сопроводиловке, что ты «голубой», устрою. Не рискуешь закладывать, рискуй в камере своей жопой! Хрусталев тебя опустил, а тебе, видно, так понравилось, что ты готов весь срок ходить по рукам. Убирайся, козел, в камеру, не буду тебя лечить…
Кобрик не стал засвечиваться и, тихо-тихо выскользнув из предбанника кабинета врача, скрылся в своей палате.
Закрывая дверь, он увидел в щелочку, как Поворов вышел из кабинета и направился враскорячку к решетке. Там уже стоял, поджидая его, охранник.
Он отворил решетку, выпустил Поворова, затем закрыл решетку вновь.
И Кобрик услышал в наступившей тишине до боли знакомое:
— Руки за спину! Вперед марш!
Кобрик закрыл дверь. Мирный вид палаты заставил его подумать, что все неспроста, он стоит на распутье и в любой момент может оказаться там, где оказался Поворов, в аду.
Настроение испортилось.
И тут же открылась дверь в палату и вошла медсестра. Она катила перед собой столик на колесах, на котором ехал ужин Кобрика.
— Какие мы молодцы! — насмешливо пропела она. — Уже на ногах.
— Да! — смутился опять Кобрик. — Решил ноги поразмять, походить по палате.
Медсестра выкладывала ужин со столика на тумбочку.
— Врать нехорошо, а подслушивать тем более! — строго внушила она. — Вы, наверное, не заметили маленькой телекамеры над решеткой. А я через нее все видела: как вы, крадучись, вышли в коридор, как зашли в кабинет доктора. И что новенького вы там узнали? Вашего сокамерника поставили в неудобное положение? Ничего, привыкнет! Девушки быстро привыкают к разным положениям, в которые вы их ставите.
Кобрик растерялся.
— Но, если вы все знаете, почему Хрусталева не арестовали?
— Для возбуждения дела требуются материальные доказательства. Одно из них — это заявление потерпевшего. Нет заявления — нет преступления! А этот козел стесняется. Думает, что если признается, то все узнают. А не признается, то и взятки гладки. Это хорошая слава на месте лежит, а дурная — впереди бежит. Сам же Хрусталев будет хвастаться, как он опустил Поворова. Куда бы он ни приехал, тюремный телеграф донесет в зону весть быстрее, что приехал опущенный. И участь его горька.
— И он больше ничего не сможет сделать? — ужаснулся Кобрик.
— Может! — ответила медсестра, увозя столик. — Смыть обиду!
— В душе? — не поверил Кобрик.
— Кровью! — бросила медсестра и исчезла за дверью. Упоминание о крови не испортило аппетита Кобрику. Тем более, что от поданных блюд очень хорошо пахло. Да и один взгляд на мясной салат, жареную ножку курицы, пирожное «безе» и большую кружку крепкого чая с лимоном мог пробудить аппетит даже у безнадежно больного.
А молодой здоровый организм Кобрика требовал свое.
И Кобрик, не стал обманывать его ожидания. В один присест он умял мясной салат и курицу. Пирожное с чаем Кобрик позволил себе съесть не спеша, наслаждаясь домашним вкусом и покоем.
Покончив с ужином, Кобрик незаметно оглядел палату. Упоминание о телекамере насторожило его. Но ничего похожего на телекамеру он не обнаружил. Может, и были в палате микрофоны, но их было невозможно обнаружить.
«Да и зачем? — подумал Кобрик. — Надеюсь, они меня за шпиона не держат! Я им нужен для каких-то других целей… Ладно! Будем живы, не помрем!»
И Кобрик взял журнал «Крокодил».
11
Как только Поворов появился в камере, Хрусталев встретил его насмешливым возгласом:
— Вернулся, родной?
— Заткнись, надоел! — неожиданно для всех отрезал Поворов.
— Ах, мадам не в духе? — засмеялся Хрусталев. — Отдохни, родной, отдохни. Я понимаю, у тебя сейчас месячные. Завтра мы возобновим наше знакомство. Говорят, и ларек завтра. Маслица тебе куплю специальные, менты у меня много денег отобрали, надеюсь, хоть часть мне записали на счет. А с маслицем очень даже неплохо пойдет.
Поворов молчал. Мужество его покинуло, а будущее рисовалось ему совсем не радужными красками.
Хрусталев понял, что Поворов сломан, и перестал обращать на него внимание.
Со стуком открылась кормушка, и зычный голос надзирателя возвестил:
— Ужин, дармоеды!
Все оставшиеся в камере, схватив свои миски и ложки, бросились занимать очередь к раздаточному окну.
На несколько минут в камере установилась тишина, прерываемая лишь скрежетом ложек о миски да негромким чавканьем.
Хрусталев, мгновенно покончив с ужином, презрительно заявил:
— В детском саду и то больше давали!
Айрапетян снисходительно пояснил ему, как маленькому:
— Что хочешь? На сколько кормят, знаешь? Нет? Потом шепну на ухо!
Сойкин злобно заявил:
— Да еще воруют!
— И здесь воруют? — удивился Кузин.
Рудин засмеялся:
— А что они, с другой планеты? С кем поведешься, от того и наберешься!
Кузин пошел к раковине мыть миски. Великанов решил ему помочь.
— Давай, Сергей Сергеевич, вместе!
— Отвали! — пошутил Кузин. — Всех делов-то: тряпкой смыть остатки обезжиренной пищи.
— Вода-то холодная!
— Ничего, главное — вовремя помыть миски. Чуть замешкаешься, присыхает, потом трудно отходит. А попробуй поскреби, таких матюков наслушаешься.
— Я посмотрю на того, кто это скажет! — с угрозой проговорил Великанов. — Морду на задницу наверну.
Кузин быстро справился с мытьем посуды.
— Повезло! На три миски меньше мыть пришлось.
— Не было бы счастья, да несчастье помогло, — грустно пошутил Великанов. — Мы сейчас соорудим с тобой бутерброды с сырокопченой колбаской и с российским сыром.
Кузин положил мытые миски и ложки на стол и пошел вместе с Великановым к шкафу.
— Балует тебя жена!
— Балует? — удивился Великанов. — Я и дома каждый день это ем. Жена-то в буфете работает.
— Скоро будет небольшой перерыв! — заметил Кузин, вдыхая запах сырокопченой колбаски. — Мне следователь детально все разъяснил.
— Я всеядный! — заявил гордо Великанов. — Не будет человеческой пищи — буду хлебать только баланду. А пока у меня есть дополнение к баланде…
И они принялись ублажать желудок, запивая хорошую пищу так называемым чаем — бурдой с сахарином.
— Интересно, в лазарете так же кормят? — поинтересовался Кузин, вспомнив Кобрика. — Или получше?
— Ни в лазарете, ни в поликлинике я не был пока! — заявил гордо Великанов. — Слава Богу!
Сойкин решил поделиться опытом:
— А меня угораздило раз попасть в тюремную больничку. На лесоповале сучки рубил да разок промахнулся, по ноге себе задел. Хорошо, по касательной. Не отрубил, а лишь поранил. Топор очень острый.
— Кормили хорошо? — вежливо спросил Великанов. Он не любил даже идейных стукачей.
— Почти нормальная пища! — поделился Сойкин.
Айрапетян ехидно заметил:
— Вот почему он дятлом стал! На лесоповале работал. Сначала по дереву стучал….
— Ответишь! — разозлился Сойкин.
— Григорьев тебе ответит завтра утром.
— Меня завтра утром на суд дернут! — нахмурился Сойкин. — Вряд ли мы с ним когда-нибудь увидимся.
И все, как по команде, достали сигареты и закурили.
Хрусталев подсел к Телку и зашептал ему тихо:
— Спроси у козла, ссучился он или как?
Телок аж передернулся от отвращения, но послушно спросил:
